Кузиков даже зажмурился и от удовольствия потянулся всем телом, вспомнив недавний сон и вновь переживая его. Снилось ему тогда, что все у него в достатке; он помнил приятные ощущения полноты внутри души, когда смотрел на череду вещей и знал – «Мои они, мои». Проснувшись, он испытал что-то вроде легкой грусти, очень ему хотелось, чтобы сон наяву приключился; хотелось ему всё то, что увидел – и машину, топорщившую хищную узкую морду, и дом каменный, и костюм с отливом. «Было б у меня все это, я бы каждый день на машине ездил… после работы в собственный дом, в лесочке… женился бы… Эх!»
Улыбаясь, он мечтал так, как умеет мечтать русский человек, представляя, что всего у него вдосталь, и не делая для того никаких движений. Он в уме давно распорядился и деньгами, и положением своим; представил в лицах, как к нему на прием заходят боком посетители, и даже – какой солдат не мечтает быть генералом! – как начальник ему улыбается и чуть кланяется.
**
А, мечтает он, вот и домечтался;в общем, Кузикова уже можно переписывать. Сцены легли.
А мечтать русские умеют; немец - он практичное существо, он думает о синице в руках, а русские смотрят на журавля в небе. Только настоящему русскому характеру присуща интересная черта, когда ему ничего не жалко даже для незнакомца, когда в горячем порыве он легко расстанется с последними деньгами. Водка еще больше распаляет эту черту в русском человеке.
Он старается не думать, что станется потом, когда пройдет угар и схлынет волна, для него дорога настоящая минута, а не будущая.
Практичные русские, населившие недавно города, любящие немецкий счет и знающие себе цену, на деле - обычные татары, прославленные хитростью. И пусть даже в них нет ни капли татарской крови, они сродни им по духу, имеющемму большую силу, чем кровь.